1. В пять лет...
Всю ночь горел свет в каморке молоденькой бельевщицы. Перемогая сон, Валя упрямо сидела за шитьем. Из голубой байковой мужской рубашки выкроилось детские платье. Рукава рубашки пригодились, чтобы пошить трусики. А цветная кустарная салфетка (память о родном доме) превратилась в легкий фартук с карманами. К вороту платья Валя пришила оборку, похожую на гирлянду маргариток .

В общем всё получилось на славу, и никто не поверил, что Валя смастерила все это сама. По поблизости магазина не было. Какие же могут быть магазины детского платья и белья в лесу, близ фронтовой линии, на стоянке военного госпиталя?!..

Теперь наша девочка была одета. Но она попрежнему всё время молчала. Выражение серых глаз оставалось печальным, не по-детски серьезным. Углубленная в свои мысли, попрежнему она часами сидела на пеньке, опустив на колени руки, похожие на прозрачные соломинки. И никто не мог добиться от нее ни одного слова. Мы думали, что девочка — глухонемая. Но однажды, когда в палатке раздался тяжелый стон, она быстро соскользнула с пенька. Она дала напиться раненому, провела дрожащими пальчиками по его щекам, поправила свесившееся одеяло и вернулась на свой пост.

Ночами она громко всхлипывала и что-то бормотала во сне. Валя клялась, что явственно слышала слова ребенка: «Мама, мамуся моя, ты спишь? Скажи, ты спишь?!» Мы видели, как Валя склоняется ночью над девочкой и поправляет ее кулачок, грозящий незримым теням прошлого.

Мы не знали, как зовут девочку. Днем она молчала, не плакала, не смеялась. Мы перебрали все имена, какие приходили на память, таскали к пеньку всяческие лакомства. Вначале мы все ее расспрашивали. Но однажды начальник на поверке строго нам сказал:

— Пусть девочку зовут Катей. И всё. Не трогайте ее. Не волнуйте зря. У каждого из нас теперь может быть тяжелое прошлое…

Жена начальника, Екатерина Петровна, была повешена немцами.

Мы часто задумывались о прошлом девочки, которое было нам неизвестно. Мы знали только одно. Девочку ночью привезли в госпиталь раненые бойцы. Они подобрали ее в сожженной немцами деревне, похожей на пустыню, безлюдную, черную, с озерами застывшей крови. В санитарной машине девочка не проронила ни одного слова. Прижавшись к груди усатого сержанта, она жадно глотала хлеб, разевая, словно клюв, посинелый ротик. Бойцы тоже думали, что девочка не слышит и не говорит.

Однажды начальник аптеки, длинный и скучный на вид человек, вернулся из командировки. Он ездил в далекий город за медикаментами. Мы удивились, заметив веселый блеск в его глазах, обычно подернутых туманом задумчивости. Вылезая из машины, он осторожно держал картонку, и было похоже, что там лежит какой-либо стеклянный прибор, близкий сердцу Айболита. Так называли мы начальника аптеки, вечно занятого составлением всяких мазей и микстур, собиранием склянок, банок и бутылок.

Выступая, словно аист, он проследовал с картонкой в бельевую. Удивленные, мы пошли за ним. На пеньке уже никого не было. Девочка спала. Затем из бельевой Айболит пошел с докладом к начальнику госпиталя.

Ночью мы долго сидели у камелька. Кукла, неожиданно подаренная девочке Айболитом, напомнила каждому из нас спокойное детство, веселые игры, теплые объятия матери. Кукла открывала фарфоровые синие глаза, волосы ее были мягкие, золотистые, а платье ситцевое в ярких цветах. Мы представляли себе радость нашей девочки, когда она утром проснется и увидит маленькую подругу. Валя положила куклу на подушку возле спящей.

Мы толком не знаем, кто первый услыхал крик, который заставил всех мигом вскочить на ноги. Этот крик, полный нечеловеческой боли, гневный, предостерегающий, звенит до сих пор в моих ушах.

— Немец!.. Немец!.. — вдруг услыхали мы. Потом мы увидели, как из бельевой метнулась в предрассветной мгле хрупкая легкая фигурка. Волоча куклу, наша девочка босая, в одной рубашонке проскользнула, словно ящерица, среди кустов и скрылась в осеннем желтом лесняке. Валя помчалась за ней. Из палатки вышел начальник госпиталя, придерживая кобуру. Айболит стоял с большой янтарной банкой в руках и глядел на небо. Узнав в чем дело, они переглянулись.

Валя долго не возвращалась. Мы отправились на поиски. Надо было выдавать раненым чистое белье.

Мы нашли Валю на берегу ручья. Она сидела с девочкой на мшистом камне. Тонкие жилы вздулись на ее руках. Она сидела, не шелохнувшись, чтобы не разбудить заплаканную девочку. Синие глаза куклы, прижатой к груди ребенка, были тоже закрыты.

— Т­шш… Не шумите, бойцы! — сказала Валя, и сухой треск листьев под ногами показался нам ужасным. Знаками мы стали объяснять Вале, что надо получить кальсоны и рубашки для раненых.

— Идемте, — произнесла бельевщица и поднялась осторожно с камня, держа свою ношу.

— Ее зовут Тосей Антоновой, — беззвучно говорила Валя, возвращаясь в госпиталь. — Ей пять лет. Она мне все рассказала. Рыжий немец, наглумившись, убил ее мать. Тося всё бегала к ней, лежащей в сарае. Видно, ее мама умерла не сразу. Тося приносила ей пить. Потом Тося грела своим дыханием ее руки и лицо. Это увидел рыжий немец… У Тоси была кукла. Подарок какой-то тети Шуры из Москвы. И немец раздавил сапогом Тосину куклу на ступеньках крыльца.

2. Цветы
Высокие кудрявые лиственницы близ ограды госпиталя отбрасывают на землю густую тень. Солнце светит ярко, паляще, знойно. А в комнате, где лежит человек с повязкой на глазах, твоя тень расплывается на полу мягким бледным силуэтом. Все окна глазного отделения задернуты длинными легкими шторами синего цвета. Медицинские сестры своими руками пошили занавески и выкрасили их добросовестно синькой.

В палатах всегда есть свежие, ласкающие глаз, красивые букеты цветов. После дежурства сестры уходят в далекое поле и возвращаются с большими охапками ромашек и прозрачных синих колокольчиков.

Однажды в глазное отделение пришла посетительница навестить своего брата. Она сразу заметила бросающуюся в глаза строгую чистоту в комнатах. Женщина украдкой заглянула под кровати. Навощенный пол блестел, как лакированная крышка дорогой палехской шкатулки. Она провела пальцем по темной каемке стенного радиорупора, — нет ли здесь пыли? Она придирчиво следила за сестрой, застилающей койки. Аккуратно выложив складки на свежевыстиранных одеялах, сестра сменила все салфетки на тумбочках. Новые салфетки были окаймлены гирляндой мелких незабудок, вышитых ручной гладью.

Посетительница медленно обошла палаты, где лежали люди с повязками на глазах. Все палаты были одинаково, по-домашнему, убраны теплой женской рукой. Стены, потолок, белье, посуда, вся неприхотливая утварь больного человека, отливали чистотой. Было так приятно окинуть взглядом уютную чистую комнату, что посетительница, не удержавшись, невольно прошептала:

—Помилуйте, ведь они всего этого не видят!

Медсестра-комсомолка Аня Кривчун вспыхнула:

— Да. Они еще не видят, — ответила она. — Но они увидят.

Е. РАТМАН0ВА.
ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ.

Дочитали статью до конца? Пожалуйста, примите участие в обсуждении, выскажите свою точку зрения, либо просто проставьте оценку статье.

Вы также можете:

• Перейти на главную и ознакомиться с самыми интересными постами дня
• Добавить статью в заметки на: