— Похмели, умираю! — пригляделся, и ахнул: бывшая моя учительница по истории СССР. Помню еще, что никак не мог ей простить тройку за семестр. На экзамене она задала мне вопрос: назови классы современного общества.

— Крестьяне.

— Раз, — зажала она палец.

— И… и интеллигенция!

— Два в журнал, и тройка за семестр. Базис и надстройку не знаешь, классы не знаешь. Иди и учи…

Я, помню, что-то пытался бормотать ей тогда в свое оправдание, что я комсорг группы, и что мне стыдно …

— Вот именно, — жестко и неумолимо оборвала она. – Комсорг, и не знает трех китов, на которых зиждется вся «Общественная история».

Она была неумолима и на педсовете. Не подействовали уговоры завуча.

— Я ставлю тройку в воспитательных целях и имею на это полное право. Никто не смеет пренебрегать моими уроками, а он пропустил два занятия.

— Он делал стенгазету, вы посмотрите, какие статьи…

Она продолжала жестко курить «Беломор». На мой молчаливый вопрос при открытых дверях собрания завуч только пожал плечами и молча прошел мимо.

И вот это «похмели человека»… Похмелю, поговорим о «классах». Как пала, и как скоро, ведь еще год назад видел я ее прилично одетой, гуляла с внуком.

Четвертинку не всю выпила, убрала. Для кого? Этого я не знаю. Закрутила пробкой. А я бы с удовольствием проэкзаменовал ее на предмет зачета о современных классах. Шел, руки в карманах. Тяжело билось сердце. Как много умных и хороших, «принципиальных» учителей погибло. Они считали, что эти «классы» поменялись с февраля семнадцатого. А их всегда было два: дураки и нахалы. Нахалы взяли у дураков, оробевших и растерявшихся в 91–м, взяли все что можно и все что нельзя. Это поколение «учителей» особенно пострадало от нахалов. Они учили этих растиньяков, этих нахалов, этих чубайсов и гайдаров, убирали за ними дерьмо в детских садах. И вот спились, не выдержали удара «прослойки», обнищали, потерялись в веретене времени, в том вихре, когда неясно стало опять с кем же «Иисус Христос, и впереди» кого… Они безоглядно верили общественной истории, морали. Принципам. И я верил. Верил, что двойка моя заслужена, жалел о потерянной из-за нее «Ленинской стипендии». Но все выглядело справедливо: стенгазета – в свободное от учебы время… Принципы… А потанины, гайдары, фридманы и боровые – те истории не верили. Их не «заучили». Но папы их были ближе к власти и правде. Своей правде. Они открывали глаза отпрыскам. Периодически. Они объясняли, что сильнее денег бомбы нет. А честность и «классы» — понятия весьма условные… И вся Чечня от начала и до конца – тому подтверждение.

— Так что же… базис, и что надстройка? – жестко спрашиваю, и чувствую как жестко забегали желваки на щеках.

Учительница не понимает, или делает вид, что не понимает. Не помнит. Она слабо и жалко машет рукой. Она уже опьянела. С голоду пьянеешь быстро. Ей уже лучше и легче. Это на короткое время…

Я уходил, оглядываясь на нее, машинально выщелкивая папиросу из пачки. Это была заслуженная учительница, редкой честности, и я утешал себя тем, что не сделал ей дурного, и тем еще, что в ее падении нет моей вины, что я, чем мог – помог ей, согрел и утешил ей душу. Хотя бы на полчаса. Нет моей вины… Нет… Но, полно. Так ли уж «нет»?..

Василий Киляков

Дочитали статью до конца? Пожалуйста, примите участие в обсуждении, выскажите свою точку зрения, либо просто проставьте оценку статье.

Вы также можете:

• Перейти на главную и ознакомиться с самыми интересными постами дня
• Добавить статью в заметки на: