Российская столица обречена на то, чтобы быть самым неудобным для жизни местом на Земле. Тот, кто может заработать на Москве, зарабатывает, а остальным либо наплевать, либо некогда, либо страшно вмешиваться.

В Москве недавно снесли очередное старинное здание — усадьбу Алексеевых (XIX—XX век, московский ампир), в которой Москомнаследие не нашло исторической ценности. Общественная палата по этому поводу заметила, что дом пережил нашествие Наполеона, но не правление Лужкова. Однако выпад этот хоть и язвителен, но неточен: главный дом усадьбы построили уже после пожара 1812 года, да и Москву ломали и уродовали всегда. Ее перекраивали при Сталине, ее застраивали в XIX веке — в том числе и после французов, а если залезть вглубь веков, то картина будет только хуже. В общем, «квартирный вопрос только испортил их».

Абсолютному большинству жителей Москвы нет и никогда не было дела до исторического наследия, просто потому, что так устроен этот город.

У столицы слишком мощная практическая нагрузка — ведь это центр всей российской движухи. Миллионы людей, простых и не очень, едут сюда за лучшей жизнью, здесь сидят власть и крупный бизнес, здесь принимаются решения, управляющие всей страной, распределяются денежные потоки и вкладываются заработанные — или наворованные — деньги.

Все эти частно-государственные дела либо больше, либо меньше города, который в результате игнорируется. Между тем город — это сложная система с множеством элементов, среди которых и эстетичная среда обитания, и озеленение, транспортная сеть, парковки и еще тысяча пунктов, вплоть до доступного жилья. Все это требует времени и сил: предоставленная сама себе, инфраструктура не будет развиваться, только чахнуть.

Однако подобными вещами в Москве либо никто не занимается, как с озеленением, либо занимается так, что лучше бы не надо, как с дорогами: работы идут, деньги исчезают, а проехать по городу все равно невозможно. Создается впечатление, что Москва сведена к двум элементам — квартирам и офисам. А все остальное никого не интересует, как будто никто здесь не дышит (поэтому начальство и не заморачивается по поводу регулярно чадящих по периметру столицы торфяников), не ездит на работу, не водит машину, не гуляет в центре по выходным, не растит детей и вообще не живет. Это безумное саморазрушение, хотя не очень удивительное в нашей стране, где основная масса населения считает нормальным кидать свой мусор себе же под ноги.

Размеры города сами по себе еще не отмазка. В Лондоне, Токио или Нью-Йорке движухи не меньше, чем в Москве, но при всех их недостатках проводить в них время — что неделю, что всю жизнь — гораздо приятнее.

Однако темп жизни — это одно, а агрессивность социальной среды — другое. Какие уж, к черту, усадьбы, когда жить негде, а вокруг гаишники, чиновники, гопники, фашисты, менты и прочая нефтяная недоэкономика. В результате тот, кто может заработать на Москве, на ней зарабатывает, а остальным либо наплевать, либо некогда, либо страшно вмешиваться.

В каком-то смысле сейчас ситуация действительно хуже, чем раньше, потому что размах мельче. Когда Москва сгорела в 1812 году, это было в один из самых драматичных моментов нашей истории. Большевики взрывали храмы, чтобы строить светлое будущее. А усадьбу Алексеевых снесли, просто чтобы забабахать восьмиэтажную гостиницу из стекла и бетона. Но времена не выбирают…

В любом случае город, построенный не для жизни, обречен быть непригодным для жизни. Это не значит, что Москве обязательно грозит скорая гибель, хотя почти чернобыльская экология и транспортный коллапс способны это обеспечить. Но она была и остается только гигантским спальным районом — местами жутко пафосным, местами сползающим к уровню гетто и фавел, но именно спальным районом, а не городом. Впрочем, строго говоря, эти проблемы характерны для любого российского населенного пункта, просто в Москве из-за ее размеров они заметнее всего.

Облюбованный Лимоновым проект строительства новой столицы на пустом месте — своей Бразилии где-нибудь в Южной Сибири — в этих условиях даже не так утопичен, как кажется. Но и он не тянет на панацею — достаточно вспомнить исторический опыт. Петр I уже попробовал такую «перезагрузку» куда раньше бразильцев, но ни у кого не повернется язык назвать нынешний Петербург идеальным городом.

Перенос столицы чаще всего шаг политический, а значит, проблемы городской жизни при нем актуальны во вторую очередь. В наших условиях это значит (если оставить в стороне безумную коррупцию при строительстве), что новый город либо за поколение-два превратится в новую Москву, либо станет уютной резервацией для чиновников, а центр российской движухи переместится куда-нибудь еще или даже просто останется в Москве, где освободившийся Кремль быстро займут под офисы.

От неустроенности городской жизни в России почти невозможно сбежать, потому что она заложена у нас в программу — это системная особенность российского общества.

В своем понимании урбанизации мы не ушли дальше одномерного «все живут в одном месте», и, пока это так, снос усадеб, палат и парков будет правилом, а их строительство или редкие успехи их защитников — экзотическим исключением, сбоем в программе.

То, что эти защитники вообще есть, внушает оптимизм — значит, нам все-таки может быть не наплевать, в каком месте мы живем. Но, пока они остаются кучкой энтузиастов, Москва будет обречена и дальше раз за разом затирать собственное прошлое, чтобы построить на его месте столь же уродливое настоящее. Зато, конечно, из стекла и бетона.

Дочитали статью до конца? Пожалуйста, примите участие в обсуждении, выскажите свою точку зрения, либо просто проставьте оценку статье.

Вы также можете:

• Перейти на главную и ознакомиться с самыми интересными постами дня
• Добавить статью в заметки на: