Восьмая глава из книги Веры Карасевой «Кирюшка» (первая, вторая, третья, четвертая, пятая и шестая, седьмая главы )

Шарик

Все сидели во дворе и грелись на весеннем солнышке. И вдруг подошёл Вовка, ведя на поводке собаку. Да, собаку! Правда, эта собака была такая худая, что шкурка висела на ней, как на палке, хвост не круглился бубликом, а болтался, как метелка, и уши не стояли торчком, а свисали на тощую грустную мордочку. И глазки у неё были маленькие и как будто бы ко всему на свете равнодушные. И всё-таки это была настоящая собака, хоть и очень голодная и худая.

Первая заметила её Кирюшка. Она сказала:

— Я, кажется, сплю и вижу сон. Откуда может быть у нас во дворе живав собака?

А Серёжка погладил пёсика но свалявшейся жёсткой шёрстке и спросил:

— Может, её сбросили с самолёта?

Галя усмехнулась:

— Интересно, кому это придёт в голову сбрасывать с самолёта собак? На самолёте привозят в Ленинград письма и газеты.

— Да вы же её знаете,— сказал Вовка. — Это же Шарик. Профессора Фёдора Ивановича. Только он очень похудел и изменился. Профессор сегодня утром улетел в Москву, а Шарика в самолёт не взяли. И Фёдор Иванович поручил его нам. Он сказал: «Я надеюсь, что вы сбережете Шарика, это мой верный друг».

— А теперь он будет нашим другом. Правда. Вова? — сказал Валька.

— Чем мы будем его кормить? — спросила Таня.

— Что сами едим, то и ему будем давать,- ответил ей Вовка.

Таня покачала головой:

— Ты думаешь, мама тебе позволит отдавать Шарику свой хлеб?

— Весь не позволит, а кусочек — можно.

— Кусочком он не наестся, надо чего-нибудь придумать,— сказала Галя.

— А я уже придумала! Всё придумала! — объявила Кирюшка. — Слушайте! Нас много: раз, два, три, четыре… Если считать с малышами — десять человек. Из десяти маленьких кусочков получится один порядочный кусок хлеба. А если каждый даст от своего супа по три или четыре ложки, так будет полная мисочка…

— Я дам пять ложек,— пообещал Валька.

— Кости ему нужны. Без костей он здоровым не будет. А где мы их возьмем, если нету мяса? — спросил Серёжа.

Кирюшка опять придумала:

— Давайте сходим в госпиталь. Мама говорит, что раненым варят суп с мясом. Скажем, что для Шарика, и нам дадут.

В госпиталь пошли вдвоём. Кирюшка и Вовка. Кирюшка часто бывала у своей мамы и знала все входы и выходы. Они пробрались на кухню н вызвали повара, тётю Ирму. Тётя Ирма — эстонка. Она еще прошлым летом эвакуировалась в Ленинград, но по-русски говорит не очень хорошо. Она «добрая душа», так говорит Кирюшкина мама.

Кирюшка спросила повара:

— Тётя Ирма, у вас косточки есть? Нам для собаки.

— Есть для собаки,— сказала тётя Ирма. — Хороши варёны косточки. Вы много собаке не давайте,— посоветовала она. — Вы мало собачке давайте, одна косточка. И приходите опять!

Вовка не знал, как по-эстонски будет «спасибо», но знал по-французски. Он сказал:

— Гран мерси!..

А Кирюшка крепко обняла и поцеловала тётю Ирму.

Чтобы в уходе за Шариком был порядок, решили так: хранить и выдавать кости будет Вовка, а Галя в обеденное время станет обходить ребят и собирать для Шарика суп и хлеб. Каждый отливал в мисочку по нескольку ложек, туда же клали кусочки хлеба. Шарик с радостью проглотил бы всю еду сразу, но Вовка не позволял. Вовка делил её Шарику на два раза. А в третий раз он выдавал ему хорошую косточку. Неделю спустя Вовка сказал Гале:

— Ты знаешь, я уже послал Фёдору Иванычу в Москву письмо. Я написал ему, что Шарик поправляется. Чтобы профессор не волновался.

— А что он тебе ответил? — спросила Галя.

— Пока ничего. Но ты же знаешь, что в Ленинград письма идут долго.

Шарик и в самом деле заметно окреп. Он даже вспомнил, что все порядочные собаки умеют лаять, и лаял всякий раз, когда по радио объявляли артиллерийский обстрел или воздушную тревогу. Очень он не любил и боялся стрельбы и бомбёжки. Почти год прожил в осаждённом городе и никак не мог привыкнуть. Каждый раз быстро мчался в убежище и сидел в нём не шевелясь. Зато нри первых звуках отбоя мигом выскакивал во двор и прыгал от радости, что тревога кончилась.

А как-то случилось такое происшествие: к Вовке пришёл Серёжка, они поиграли, а потом улеглись и заснули вдвоём на одном диване. И конечно, не слышали, как по радио объявили, что начался обстрел их района. Онн даже не слышали, как над домом пронёсся снаряд и разорвался где-то неподалёку. Но Шарик услышал. Он залаял, бросился к мальчишкам и стал их тянуть за брюки. Наверно, он кричал им на своем собачьем языке: «Вставайте! Бежим скорее туда, где тихо и безопасно! Проснитесь же, сони!»

Реоята проснулись, вскочили и, подхватив Шарика, бегом пустились в убежище.

Мама услышала об этом случае и сказала Шарику:

— Ты хороший, ты бдительный нёс! Теперь я могу спокойно оставлять Вовку дома. Знаю, что ты тревогу не прозеваешь.

Слух о том, что в нашем доме живёт собака, разнёсся но городу, и однажды в наш двор пришёл корреспондент-фотограф из «Пионерской правды». Он попросил ребят стать в такие позы, как будто они играют в жмурки, а Шарика уговорил сесть впереди.

Корреспондент три раза щёлкнул фотоаппаратом, и дней через десять ребята увидели в «Пионерской правде» свою фотографию. Шарик получился на ней просто замечательно! Одно ухо у него было приподнято, другое лежало, и смотрел он прямо на аппарат, словно хотел его проглотить. Под снимком было написано:

ЛЕНИНГРАДСКИЕ ПИОНЕРЫ БЛОКАДНОЙ ЗИМОЙ СБЕРЕГЛИ СВОЕГО ДРУГА,
СОБАКУ ШАРИКА. ВОТ ОНИ ВСЕ ВМЕСТЕ ИГРАЮТ ВО ДВОРЕ.
Фотография всем понравилась. Но Вовка, прочитав подпись, сказал:

— Ошибся товарищ фотокорреспондент. Я же ему толком объяснил, что Шарика мы взяли весной, а до этого он жил у профессора Федора Ивановича.

— Это ничего,— успокоила его Галя. — Зато профессор прочитает про Шарика в «Пионерской правде» и узнает, что он жив и здоров. А письмо твоё, может, ещё и не дошло.

Это было правильно, и Вовка обрадовался Галиной догадке.

Прошло еще некоторое время, и вот как-то раз Галя и Вовка отправились с Шариком погулять. Они вели его на поводке и не спеша шагали по улице.

Навстречу им шла маленькая девочка со своей мамой. Она увидела Шарика н закричала:

— Ой мама! Смотри! Кто это идёт?

— Это собачка,— ответила мама.

— Собачка? Такая, как у меня в книжке? — спросила девочка.

— Похожа, но не совсем такая. Лучше. В книжке у тебя собачка нарисованная, а это живая, настоящая,— объяснила своей дочке мама.

Галя и Вовка ушли уже довольно далеко, а девочка всё стояла, всё глядела на Шарика и не могла наглядеться. И не удивительно: ведь она росла в осажденном фашистами городе, где не было ни собак, ни кошек, ни голубей. Даже вороны все улетели. Даже воробьи не чирикали под крышами. Не было в Ленинграде воробьев. И вдруг живой, настоящий пёс! Весёлая, добродушная дворняга Шарик! И шёрстка на нём лохматая, и уши торчком, и хвост бубликом! Ну как на него не заглядеться!

Продолжение...

Дочитали статью до конца? Пожалуйста, примите участие в обсуждении, выскажите свою точку зрения, либо просто проставьте оценку статье.

Вы также можете:

• Перейти на главную и ознакомиться с самыми интересными постами дня
• Добавить статью в заметки на: