17 апреля 1917 года бельгийская газета L`Independance belge, издававшаяся в Лондоне, сообщила, что возле бельгийского города Кобленц, занятого немецкой армией, начала работать фабрика по переработке трупов. Поступавшие туда тела погибших немецких солдат перерабатывались на масло для смазки и корм для свиней. Сообщение сопровождалось свидетельствами варки трупов. L`Independance belge ссылалась на голландскую Leiden, в которой, однако, никакой информации на этот счет не публиковались. В тот же день английские Times и Daily Mirror перепечатали эту заметку, сопоставив ее с информацией репортера немецкого издания Lokal-Anzeiger о том, что поблизости с линией фронта ему довелось почувствовать не самый приятный запах. При переводе заметки на английский было сделано несколько ошибок, в результате которых лошадиные туши превратились в трупы, а клей в негашеную известь, применяемую для дезинфекции трупов. На следующий день разговоры об очередных зверствах немцев захлестнули всю Англию.

У злого гения пропаганды Геббельса были хорошие учителя: концлагеря, где человеческие трупы перерабатывались в промышленных масштабах, как выясняется, были придуманы британской пропагандой. После своего поражения в Первой мировой войне немецкие военные заявляли, что их никогда не побеждали на поле боя – нация была обольщена вражеской пропагандой, распространяемой предателями. Пропаганда получила официальное признание в качестве оружия не менее грозного, чем все вооруженные силы страны, вместе взятые.

Первые пропагандистские плакаты, первые военные фильмы, военные газеты и даже информационные агентства, не говоря о бесчисленных уловках и откровенной лжи, – почти все из того, что сегодня известно как пропаганда, впервые массово было использовано сто лет назад. Первая мировая создала пропагандистские каноны, отойти от которых при всем желании вряд ли у кого-то получится. Об этих канонах и пойдет речь дальше.

* * *

С самого начала Первой мировой либеральная Daily News со своих страниц заявляла: «Ни одна британская жизнь не должна быть отдана в жертву российской гегемонии в славянском мире». Война не входила и в планы английских бизнесменов. Влиятельные банкиры в частных беседах требовали от редактора Times прекратить ставить передовицы в поддержку войны. Английское общество явно не хотело воевать.

Главная задача пропагандистов во все времена – сломить сильнейшее психологическое сопротивление собственных граждан. Никто не хочет разбираться в хитросплетениях мировой политики, чтобы понять, почему она приводит к разрухе, голоду и смерти. В любое время, в любом обществе найдется протестный класс, готовый пойти на баррикады против собственного правительства, лишь бы не было войны (и Россия здесь не исключение). В 1914 году таким классом были рабочие. У правительства Германии были серьезные причины опасаться социал-демократов, а у правительства Великобритании – лейбористов. Влиятельные чиновники из числа английских либералов использовали все возможные методы, чтобы предотвратить участие Великобритании в надвигавшейся войне. С этим надо было что-то делать.

И тогда первые пропагандисты решили: не нужно ничего объяснять, будем рубить этот гордиев узел с помощью ненависти. Вся вина за произошедшее должна быть сосредоточена на противоположной стороне, стороне врага. Враг должен быть виноват во всем, и только он один, в этом не должно быть ни капли сомнения. Враг первым начал собирать армию в дни политического кризиса (в этом по очереди обвиняли друг друга Германия и Россия), первым совершил военные действия. Он долго дурачил всех во время переговорного процесса. Его агрессивным намерениям есть неоспоримые доказательства в виде фактов совершенного им беззакония и насилия.

Статья «Макиавеллианская двуличность» французской Le Petit Journal от 3 августа 1914 года не была оригинальной, она просто отвечала на вопрос, кто виноват в войне. В ней утверждалось, что немцы пытались натравить Францию на Россию и выдвинули непримиримые условия для Сербии. Немцы хотели выставить Францию агрессором в глазах Великобритании, напали на нейтральную Бельгию и, наконец, вторглись на французскую территорию. Ответ очевиден. Своими действиями немцы продемонстрировали весь набор качеств агрессора, чем доказали – перед нами самый настоящий враг. Статьи под копирку, объяснявшие, кто напал первым, в начале августа 1914 года пестрели на передовицах всех европейских газет.

* * *

Одного доказательства факта, что враг начал войну, для мобилизации нации недостаточно. Необходимо продолжать формировать мотивацию, отвечая на вопрос: ради чего стоит воевать?

Для того, на кого в Первую мировую напали – французов и бельгийцев, – основным мотивом становится освобождение родной земли от врага. Для России – помощь братскому сербскому народу. Здесь вступали в силу аргументы защиты целой славянской и православной культуры (читай – «русского мира»). Не было нужды выдумывать ответы, они уже были готовы.

Сложнее было объяснять вступление в войну тем странам, которых она непосредственно не коснулась. Например, Великобритании. Ей пришлось доказывать: не стоит ждать, когда война придем сама, пройдет совсем немного времени, Германия захватит Францию и станет непосредственно угрожать Англии. Но кроме этого, британские пропагандисты увлекали нацию на войну идеей полного уничтожения немецкого флота. В Германии многие жаждали присоединения части Франции и России, а во Франции – возвращения Эльзаса. В военное время пропаганда формулирует национальные интересы максимально прагматично.

А идеалистам британская пропаганда предложила принять участие в восстановлении международного права, вступив в войну за «мировую идиллию» (в наши дни на ее роль претендует демократия), которую пытается растоптать коварный враг – «немецкий милитаризм». С требованием к английскому правительству сформулировать такого рода идею выступал в первый месяц войны Герберт Уэллс: «Пока не будет сформирована четкая идея, за которую стоит бороться, мы обречены на поражение». Требование было услышано пропагандистами, и для части английской публики Первая мировая прошла в борьбе «за Закон наций».

* * *

Через год после начала войны другой известный английский писатель, Редьярд Киплинг, написал в газете The Morning Post, что «сегодня мир делится на людей и немцев». Образ врага для англичан был сконцентрирован пропагандистами в слове «варвар» (hun). Варвар виновен в неисчислимых зверствах. В примере с фабрикой по переработке трупов известная немецкая практичность подавалась как промышленный вид людоедства, с которым и ведется война. Таких людей не жалко убивать. В наши дни этот пропагандистский прием известен как «расчеловечивание».

Демонизация врага – главная задача пропаганды, и ведется она по строго определенным правилам; для полноты картины требуется прописать в образе врага несколько обязательных качеств. Враг высокомерен и неоправданно властолюбив: немецкое слово Allemagne значит «все люди», подразумевая, что все другие нелюди. Враг корыстен и подл, а война была выгодна американским промышленникам. Враг обманывает всех с помощью грязной лживой пропаганды. Враг груб, он все разрушает на своем пути. Враг ведет свою войну с нечеловеческой жестокостью.

Лучший способ доказательства демонической природы врага – живые примеры, желательно с участием женщин, детей, стариков, священников и монахинь. И снова британские пропагандисты создают прецедент. В 1915 году по обвинению в измене была казнена Эдит Кавель. Она работала медсестрой в Брюсселе и помогала сбежавшим пленникам, что каралось по немецким законам. Пропаганда превратила этот случай в историю беспощадного убийства невинной хозяйки, приютившей беженцев, и была массово растиражирована в Великобритании и США. По мере накопления материала публиковались целые отчеты о зверствах врагов, в частности знаменитый «Отчет Брайса», в котором были собраны более тысячи свидетельских показаний о зверствах немцев, включая изнасилования и массовые убийства детей. Отчет был переведен на 30 языков, а выдержки из него побывали на передовицах всех главных газет.

* * *

Термин «Священная война» (La Guerre Sainte) впервые появился на страницах французской L`Echo de Paris в августе 1914 года. Религия становилась полем боя, где ожесточение достигало наивысшей точки. Священники всех религий по собственному почину подключались к пропаганде и призывали к Священной войне. Для французов это была война католической Франции против протестантской Германии. Каждая религия призывала защитить Царство Божие на земле, утверждая, что Бог на их стороне. «История Франции – это история Бога. Да здравствует Христос, любящий франков!» – типичный французский памфлет того времени. Квинтэссенцию военно-религиозного патриотизма вобрал в себя заголовок воззвания, опубликованного в Нью-Йорке в 1917 году: «Ура и Аллилуйя!»

Религиозный язык проникал во все сферы пропаганды. На знаменитом английском плакате «Britons wants you!» не забыли приписать «God Save the King». Российская пропаганда была, пожалуй, наиболее религиозной из всех, ибо поводом для вступления в войну послужила агрессия против братского православного народа. Русского солдата призывали на битву «За Бога и Царя!».

Война отравляла воздух сатанизмом. Враг был Дьяволом во плоти, His Satanic Majesty. Культ сатанизма и близость дьявола становились неисчерпаемым источником ненависти, этого эмоционального топлива войны. Кайзер был не кем иным, как «Бешеным псом Европы» и даже Богом Войны. Британские ученые, как всегда, оказались на высоте, доказав, что, если определенным образом посчитать порядковые номера букв, составляющих слово Kaiser, то получится число зверя – 666. Немецкий кайзер идеально подходил на роль апокалиптического Зверя, дьявольская природа врага не подвергалась сомнению. Сатана должен быть низвержен под знаменами Господа.

* * *

Для более вдумчивых читателей старались историки, психологи, философы и представители других наук. Британские ученые публиковали труды с названиями типа «Угроза немецкой культуре». Немецкие ученые не хотели оставаться в долгу и доказывали, что сексуальное насилие, совершаемое одними людьми над другими, было нормой американской жизни. Война затягивала все сферы жизни. Композиторы вдруг выясняли, что война ведется между немецкой и английской музыкой (вероятно, по этим же мотивам «Океану Эльзы» было отказано в гастролях по России). Американские чиновники избавлялись от дурного немецкого влияния в школьном образовании (Украина на днях провела реформу образования и избавилась от советского влияния). Немецкие дамы отказывались следовать вульгарной парижской моде.

Можно ли отойти от этих канонов? Может ли быть пропаганда «доброй и хорошей»? Да, может, но недолго.

Американский Комитет общественной информации под руководством Джорджа Крила начинал свою работу в 1917 году с веры в то, что пропаганда не должна становиться «гимном ненависти», ей нужно оставаться «пропагандой в подлинном смысле этого слова, означающем распространение (propagation) веры». Крил постулировал отказ от дезинформации, диктатуру фактов, установку на позитивные новости, которые разносили по всей Америке 75 тысяч пропагандистов-добровольцев, прозванных «четырехминутчиками» (Four Minute Men). Это был благородный порыв, но идиллия продлилась недолго. К 1918 году американская пропаганда вернулась в свой традиционный формат, взяв на вооружение британский образ варвара. «Stop the Hun!» – стало ее главным слоганом. «Хорошая» пропаганда уступила «плохой», а Германия потерпела поражение в Первой мировой войне.

Александр Белоусов

Дочитали статью до конца? Пожалуйста, примите участие в обсуждении, выскажите свою точку зрения, либо просто проставьте оценку статье.

Вы также можете:

• Перейти на главную и ознакомиться с самыми интересными постами дня
• Добавить статью в заметки на: